Читать онлайн книгу "Ведьма Аглая"
Ведьма Аглая
Николай Владимирович Андреев
Вторая сказка из цикла "Сказки для детей, не ставших взрослыми, и взрослых, оставшихся детьми."
Николай Андреев
Ведьма Аглая
«Когда, выглянув вечером в окно, вы
испытаете радость оттого, что
просто идет снег, что просто на
улице зима, что в доме пахнет празд-
ником и ёлкой, знайте: я уже рядом…»
(Дед Мороз)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Присказка
Глава первая
Начало дня
Двор был пустынен и тих. Снежинки медленно кружились в беззвездном небе, желтый свет ночного фонаря чуть подрагивал на снегу, черная тень от столба, улегшись на ледяную горку, мирно задремала на холодке – всё вокруг спало, дышало умиротворением и покоем.
Но вот из подворотни подул ветерок. Снежинки, словно очнувшись от сна, рассерженным роем белых бабочек набросились на фонарь – то касались его раскаленной лампы, то, обжегши крылышки, отскакивали в сторону, а стоило ветру стихнуть, возвращались на свет, где снова и снова продолжали сонное кружение над землей.
Стараясь не потревожить маму, Леха отошел от окна. Лег в постель и, за-крыв глаза, вообразил себе картину, над которой думал весь день – заснеженный хвойный лес, полянку в лесу, а на полянке – избушку с соломенной крышей, из печной трубы которой, сквозь крупные хлопья похожего на белых бабочек сне-га, валил густой серый дым.
До Нового года осталось шесть дней.
Заметив, что Леха проснулся, мама подошла к его кровати. Присела рядом и, едва касаясь пальцами волос, погладила по голове.
– Доброе утро, сынок! Вставай, школу проспишь.
Леха потянулся.
– Доброе утро, мама! Как ты себя чувствуешь? Сердце не болит?
– Сегодня нет.
– Это хорошо!
Леха довольно улыбнулся. Перевернулся с бока на спину и, подложив руки под голову, уставился в потолок.
– А вот интересно, – сказал он после некоторого раздумья, – почему зимой бабочки не живут? Живут же в эту пору птицы, звери, рыбы подо льдом, а вот бабочки почему-то нет.
– Наверное, потому что зимой слишком холодно для них, – ответила мама.
– Наверное.
Леха поднялся с кровати. Чмокнул маму в щеку и, насвистывая веселый мо-тивчик, побежал умываться.
Завтрак прошел быстро. Леха вкратце обсудил с мамой предстоящую поезд-ку в Григорьевку, рассказал об эпидемии гриппа, из-за которой новогодние ка-никулы начнутся на пять дней раньше, и в конце разговора, перед тем как выйти из-за стола, попросил немного денег.
– На что они тебе? – спросила мама.
– На кисти и краску. Хочу написать новую картину.
– Какую картину?
– Избушку в лесу.
– Избушку в лесу?
– Да. Мама, это будет замечательная картина! Ты только представь: зимний лес, на переднем плане полянка с маленькой избушкой, над которой вьется столб дыма, а вокруг… – Леха обвел рукой кухню, – парят белые бабочки. И ни-чего больше: только лес, избушка да небо в бабочках… Правда, здорово?
Сложив грязную посуду в стопку, мама направилась к мойке.
– Зимой бабочек нет, – сказала она сухим тоном. – И денег у нас тоже нет.
Леха обиженно поджал губы. Но стоило маме сделать еле уловимое движе-ние в его сторону, тут же улыбнулся.
– Нет, так нет, – сказал бодрым голосом. – Ничего страшного. Я каранда-шами на бумаге нарисую. А как папа вернется, тогда и купим. Правильно?
Положив вымытую тарелку в шкаф, мама вернулась к столу.
Вздохнула:
– Когда-то он еще вернется.
– Скоро! Он же написал. Сдаст объект, получит расчет и сразу вернется.
– Дай-то бог! – мама вытерла фартуком мокрые руки и, опираясь на плечо сына, села на стул.
Какое-то время она о чем-то напряженно размышляла, потом подняла голову и, жалобно посмотрев Лехе в глаза, попросила:
– Ты уж, пожалуйста, в Григорьевке не задерживайся. Ладно?
– Да не волнуйся ты, мам! Приеду, как обещал, тридцать первого вместе с Борькой… Если, конечно, волки или разбойники на нас в лесу не нападут.
– Что ты такое говоришь, Леша?
– Да шучу я, мам, шучу. Ты что, шуток не понимаешь? Сама подумай, от-куда в Григорьевке разбойникам взяться? Тем более волкам.
– Все равно нельзя так говорить. Запомни: всё, что было сказано, может од-нажды сбыться.
– Ладно, ладно, я все понял – больше не буду.
– Вот и хорошо.
Мама погладила Леху по щеке.
– Ну, всё, иди, а то еще в школу чего доброго опоздаешь.
Пока Леха обувался, она сняла с вешалки его старое зимнее пальто. Поднес-ла к светильнику и, внимательно осмотрев, подумала о том, что как это ни при-скорбно, но откладывать покупку новой одежды для сына больше нельзя.
Глава вторая
В школе
Неторопливо прогуливаясь по коридору в перерывах между уроками, Леха с интересом глазел по сторонам. С самого утра его не оставляло ощущение того, что вся школа в этот последний перед каникулами день находилась в состоянии ожидания необыкновенных чудес, без которых, как известно, не обходится ни один Новый год. Всё вокруг: искусственный свет, воздух, лица учеников и учи-телей были настолько пронизаны радостным предвкушением неминуемого чу-да, что оно, казалось, не могло не произойти.
И оно чуть было не произошло.
В самом начале последнего урока в класс вбежала запыхавшаяся завуч Надежда Александровна. Жестом подозвала Лёху к себе и, ничего не объясняя, повела на первый этаж. В вестибюле, подошла к невысокой женщине, укутан-ной в короткую шубку из золотистого меха, и что-то вполголоса прошептала ей на ухо. После чего обернулась к группе одетых в верхнюю одежду учеников, со-стоящей, как заметил Леха, из одних отличников, и, быстро пересчитав по голо-вам, спросила: все ли на месте.
Ей ответили:
– Все!
– Тогда прошу минутку внимания!
Надежда Александровна повернулась лицом к женщине в короткой шубке, кивнула ей, как своей знакомой и, обращаясь к ученикам, произнесла торже-ственным голосом:
– Дорогие ребята! Я с большим удовольствием хочу представить вам Аглаю Револеновну – журналиста и фотографа вечерней газеты. Аглая Револеновна пришла к нам, чтобы снять, а точнее сказать, сфотографировать лучших учени-ков нашей школы, то есть, вас. Поэтому я убедительно прошу отнестись к пред-стоящему мероприятию со всей серьезностью: не шуметь, не галдеть, не бегать – словом, вести себя прилично… Всем всё ясно?
Прикрикнув на одного из расшалившихся отличников, Надежда Алексан-дровна предоставила гостье слово.
Проводив недовольным взглядом завуча, Аглая Револеновна вынула из ши-роких рукавов шубки тонкие руки.
– Значит так, – заговорила она слегка раздраженным голосом. – Сейчас мы выйдем на улицу, построимся на ступеньках в четыре ряда и быстренько, пока не пошел снег, сделаем несколько снимков для статьи.
– Что за статья? – громко спросил Леха.
Аглая Револеновна нахмурилась.
– Статья называется: “Наше счастливое детство”. Поэтому прошу привести себя в порядок: причесаться, пригладиться, поправить шапки. Чтобы всё выгля-дело как на картинке! Еще вопросы есть?
Вопросов не было.
– Тогда прошу! – Аглая Револеновна засунула ладони в широкие рукава шубки и кивнула в сторону входной двери.
Пока школьники, весело переговариваясь, выходили из школы, Надежда Александровна нахваливала их Аглае Револеновне.
– Это – золотой фонд нашей школы. Все как один – отличники, активисты, умницы. А какие таланты! Возьмите хотя бы Лешу из седьмого «Б». Он у нас настоящий художник. Да-да! Говорят, – наклонившись к уху Аглаи Револенов-ны, завуч понизила голос, – в его руке любая кисть становится волшебной… Ко-нечно, в этом есть некоторая доля преувеличения, но, поверьте, портреты он ри-сует не хуже Айвазовского.
– Айвазовский не писал портреты, – буркнул проходивший мимо Леха.
– И учится он хорошо, – продолжала Надежда Александровна. – Правда, как многие талантливые люди, немножко любит поспорить, и к тому же… как бы вам сказать…
– Считает себя самым умным. Да? Я угадала?
Не дожидаясь ответа, Аглая взяла стоящий рядом на штативе фотоаппарат и, повернувшись к ней спиной, вслед за Лехой вышла из школы.
***
Пока школьники выстраивались, как им было велено на ступеньках крыльца в четыре ряда, Аглая Револеновна крутилась возле фотоаппарата. Но вот при-никла глазом к окуляру и, подняв левую руку, приказала замереть.
Только сейчас, стоя перед объективом фотоаппарата, Леха понял, что не только ученики и учителя всё сегодняшнее утро мечтали о новогодних чудесах, этих чудес, прежде всего, ждал он сам.
«Нет, в самом деле, – думал он, – разве это не чудо то, что моя фотография в скором времени будет напечатана в газете огромным тиражом и многие совсем незнакомые люди увидят, а, может быть, даже запомнят мое лицо. Впрочем, главное не это, главное…»
Леха представил себе, как где-то в Сибири, в рабочем вагончике, его отец вскроет письмо, как, обнаружив в нем газетную страницу с фотографией сына, будет показывать ее друзьям, начальству, и начальство, увидев, какой у него за-мечательный сын, возможно, раньше времени отпустит домой.
Стараясь не моргать, Леха уставился в объектив фотоаппарата.
Прошла одна секунда, вторая, третья…
Аглая Револеновна подняла голову. Поморщилась, снова приникла глазом к окуляру и снова выпрямилась.
– Эй ты, мальчик в старом капоте! – кивнула она в сторону Лехи.
– Кто? – приложив ладонь к груди, удивленно спросил тот. – Я?
– Да, да, ты. Выйди из кадра!
Леха непонимающе захлопал ресницами.
– Зачем выйди?
– Ты помнишь, как будет называться статья в газете?
– Наше счастливое детство.
– Правильно! А как можно называть детство счастливым, если оно прохо-дит в таком вот оборванном пальто?
Леха осмотрел одежду.
– И нигде оно не оборвано.
– Ты ещё будешь спорить? – воскликнула Аглая Револеновна. – А ну, я ска-зала, выйди!
Увидев, что мальчик не собирается выполнять приказание, она демонстра-тивно отошла от фотоаппарата. Повернулась к Надежде Александровне и сказа-ла строгим голосом о том, что если этот Айвазовский через пять секунд не вый-дет из кадра, она будет вынуждена прекратить съемку.
– Но предупреждаю! За срыв работы вас и вашего директора ждут большие неприятности!
Надежда Александровна обескуражено посмотрела на Леху и Лехино паль-то. Перевела взгляд на окна кабинета директора школы, где, как ей показалось, промелькнула тёмная тень, и неуверенно произнесла:
– Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь. Пальто, конечно, не новое, со-гласна, зато, посмотрите, какая у мальчика замечательная улыбка. Это просто прелесть! – Она повернулась к Лехе. – А ну, Леша, улыбнись.
Леха еще сильнее захлопал ресницами.
– Вы что себе позволяете! – Аглая Револеновна накинулась на Надежду Александровну. – Вы представляете, что будет, если газета с фотографией этого оборванца попадет на глаза иностранцам! Что они подумают о наших детях, о нас с вами?
– Что?
– Они подумают, что у наших детей нет счастливого детства, и решат, что всё написанное в статье является ложью! Неужели непонятно?
Надежда Александровна задумалась. Еще раз внимательно посмотрела на Леху и беспомощно развела руками.
– Я не знаю.
– Да чего тут знать! В статье говорится о том, что у наших детей есть всё для того, чтобы хорошо учиться, весело отдыхать, и нигде… – она замахала ука-зательным пальцем перед лицом Надежды Александровны, – я повторяю, нигде не сказано про то, что кто-то у нас еще ходит в обносках!
Аглая Револеновна строго посмотрела на окончательно растерявшегося заву-ча. Досадливо махнула рукой и, обращаясь к школьникам, сказала:
– Значит так! Либо ваш Рафаэль Айвазовский немедленно выйдет из кадра, либо статьи в газете не будет. Решайте. Даю три минуты.
С этими словами она засунула ладони в рукава шубки. Отвернулась и, не об-ращая внимания на учеников, принялась неторопливо прохаживаться по школь-ному двору.
Ученики зашумели. Одни с нескрываемым возмущением обсуждали слова Аглаи Револеновны и призывали Леху стоять до конца, другие, и таких было большинство, принялись уговаривать его не мешать нормальным людям фото-графироваться.
Леха оцепенел. С неподдельным изумлением он глядел на прогонявших его отличников, и пытался найти за собой вину, способную оправдать предатель-ство тех, кого еще минуту назад считал своими приятелями.
– Им всем на меня наплевать! – еле слышно прошептал он стоявшей рядом шестикласснице Оле. – Всем…
После чего, стараясь никого не задеть, вышел из строя. Втянул голову в плечи и, не поднимая глаз, быстро направился к дверям школы.
***
Раз – два – три – четыре, раз – два – три – четыре…
Леха с равномерностью метронома постукивал карандашом по крышке пар-ты и неотрывно наблюдал за тем, как во дворе школы подгоняемые ветром сне-жинки в ритме траурного марша по несбывшейся мечте, скорбно кружились в сером небе.
Раз – два – три – четыре, раз – два – три – четыре…
На пороге класса показалась Оля. Увидев одиноко сидящего Леху, спросила: почему он не идет домой.
– Всё, Леша! Каникулы наступили!
Раз – два – три – четыре, раз – два – три – четыре…
Не дождавшись ответа, девочка присела рядом. Поправила упавшую на лоб челку и, коснувшись пальцами его ладони, посоветовала не расстраиваться.
– Во-первых, – она загнула мизинец левой руки. – На газетных снимках все на одно лицо, поэтому совершенно не важно, кто там снят на самом деле. А во-вторых…
Оля глубоко вздохнула и, загнув безымянный палец, добавила, что в отличие от нее самой, ему, Лехе, теперь доподлинно известно: кто является его другом, а кто нет.
– Я и так знаю, кто мне друг, – буркнул Леха.
– Кто?
– Борька из Григорьевки… Говорят, мы с ним чем-то даже похожи.
– Он тоже рисует?
Леха отрицательно покачал головой. Сказал, что Борька придумывает песни, а потом поет их. После чего тяжело вздохнул и отвернулся к окну.
За окном все также падал снег. Он падал так быстро, что в какой-то момент Лехе показалось, будто перед его глазами находился не школьный двор, а зана-вешенная сцена, на которой под звуки траурного марша только что была разыг-рана трагедия одиноких снежинок.
«Представление закончено, – подумал он, – но легче не стало».
Развернувшись всем телом, Леха пристально посмотрел Оле в глаза.
– Скажи: ты тоже считаешь, что меня правильно выгнали из кадра, да?
Оля на секунду замешкалась. Потом, испугавшись, что ее заподозрят в том, что она одобряет решение отличников, энергично замотала головой.
– Конечно, нет! Как ты мог подумать? Они не имели права так поступать с тобой!
Леха отвернулся к окну и снова забарабанил карандашом по крышке парты.
– Ничего, ничего, – сказал он. – Вот приедет папа, купит мне самое лучшее пальто, тогда и посмотрим, кто из нас ходит в обносках.
– А где твой папа?
– На севере, в Сибири… Тебе-то чего?
– Что он там делает?
Леха бросил карандаш на парту. Мучаясь оттого, что ему приходится гово-рить о вещах крайне неприятных, связанных с близкими, и от этого неприятных вдвойне, выпалил:
– Деньги зарабатывает! Маме необходима операция в Москве, платная, до-рогая. Здесь таких денег не заработать, поэтому он уехал на север.
– И когда приедет?
– Как заработает на операцию, так и приедет… Вот только, – вздохнул Лё-ха, – платят там не так много, как нам надо.
– Понятно… А что вы собираетесь делать, если папиных денег будет недо-статочно для оплаты операции?
– Не знаю. Может, мне удастся написать картину, которую кто-нибудь ку-пит, может еще что… Эх! Если бы мои картины продавались. Я бы тогда всё до последней копеечки маме отдал.
Оля схватила обеими руками Лехино запястье и, как можно убедительнее, произнесла:
– Твои картины будут цениться наравне с классиками! Поверь мне. Я знаю, что говорю!
Леха смущенно потупил глаза.
– Ну… – пробормотал он, – не всё так просто.
– Конечно, не просто. Но ты такой талантливый, такой умный, мне так нра-вится, как ты рисуешь!
Леха смущенно улыбнулся. Решив, что девочке будет приятно получить в подарок рисунок, предложил что-нибудь нарисовать для нее. Достал из портфе-ля коробку цветных карандашей, ластик, тетрадь. Вырвал из тетради чистый лист и задумчиво посмотрел в потолок.
Спросил:
– Хочешь, я тебе нарисую Аглаю Револеновну?
– Фу! – поморщилась Оля. – Не хватало еще на эту ведьму бумагу тратить.
– Почему ведьму?
– Ее журналисты так прозвали. Мне об этом бабушка сказала, она у них в редакции гардеробщицей работает.
Потрогав кончиком указательного пальца острие карандаша, Леха согласно кивнул.
– А что, похожа, – согласился он с мнением журналистов. – Знаешь что? Давай, я тебе нарисую настоящую ведьму.
– Такую, как Аглаю Револеновна?
– Такую, как Аглая Револеновна, – сказал Леха. – Точь-в-точь.
Он еще раз потрогал пальцем острие карандаша. Прищурившись, вниматель-но посмотрел на лежащий перед ним чистый лист бумаги и приступил к работе.
Глава третья
Картинки для Оли
Сначала он нарисовал женщину на табурете. Потом добавил к ушам сережки и, после некоторого раздумья, изменил форму губ, сделав их чуть тоньше и злее.
Увидев перед собой портрет Аглаи Револеновны, Оля восхищенно прошеп-тала: «Здорово! Но точь-в-точь не получилось». Цвет лица у ведьмы на портре-те, по ее мнению, был более темным, чем у оригинала, волосы менее ухожен-ными, а слегка горбатый нос пересекали крест-накрест две неизвестно откуда взявшиеся царапины. И одета она по-другому. Настоящая Аглая Револеновна носила легкую шубку из золотистого меха, высокие белые сапоги, нарисованная – длинную до колен то ли кутку, то ли теплый пиджак – капот, как назвал его Леха – бесформенную юбку и серые валенки.
Осторожно, чтобы не помять, Оля положила листок обратно на парту.
– Но все равно: здорово! – сказала она. – Сразу видно, что это – ведьма. Вот только непонятно, где она находится и что делает.
Леха почесал мочку уха. Подумал несколько секунд и снова взялся за каран-даш.
Через несколько минут над головой ведьмы Аглаи появился потолок, бре-венчатые стены с окном, за которым проступали очертания зимнего леса, пол, лавки вдоль стен, следом – русская печь и деревянный не струганный стол.
– Очень хорошо! – оценила работу Оля. – Только чего-то, на мой взгляд, все же не хватает. Какой-то маленькой детали.
Леха нахмурился и еще раз внимательно посмотрел на свое творение. Не от-рывая взгляда от нарисованного лица ведьмы, взял с парты простой карандаш и нанес под ее глазами два еле заметных штриха.
Оля ахнула:
– Вот! Именно это я и имела в виду! Именно это! – Она восторженно за-хлопала в ладоши. Покачала головой и тихо добавила: – Леша – ты гений!
***
Тем временем где-то посреди безжизненной и чистой, как белый лист бумаги неведомой земли, появилась неподвижно застывшая женщина в капоте. Выста-вив плечи и согнув руки в локтях, она с широко открытыми немигающими гла-зами сидела, не двигаясь, в воздухе. Ее головы касался ветер, но волосы не ше-велились; она опиралась ногами в пустоту и не падала; в ней не было ни капли жизни, однако она была не мертва – женщина просто сидела на табурете, и, ка-залось, чего-то ждала.
И тут, как по мановению волшебной палочки, над ее головой вдруг появился закопченный потолок. Под потолком сами собой воздвиглись стены с некраше-ным полом, за единственным в избе окном поднялся сосновый бор и выпал пер-вый снег. А дальше…
Стоило Лехе нанести под глазами ведьмы два еле заметных штриха, как женщина в капоте глубоко и судорожно вздохнула. В недоумении осмотрев-шись по сторонам, осторожно встала и, словно испытывая ноги на прочность, медленно прошлась по избе. Выглянула в окно, понюхала воздух и, переведя взгляд на свою одежду, глубоко задумалась.
***
– Какой же ты, Леша, все-таки молодец! – глядя на портрет, Оля поправила загнувшийся уголок бумаги. Разгладила листок тыльной стороной ладони и до-бавила: – Не знаю, кого ты рисовал, но нарисовал ты Аглаю Револеновну. Имен-но такой я видела ее, когда она выгоняла тебя из кадра.
– Возможно. Не зря же ее прозвали ведьмой.
– Не зря… Еще бабушка говорила, что Аглая Револеновна хорошо рисует красками, громко поет и что у нее дома живет большой говорящий попугай.
– Предлагаешь и его нарисовать? – засмеялся Леха. – Пожалуйста! Как го-ворит мой друг Борька, мне не жалко. Смотри!
Он взял зеленый карандаш и, почти не отрывая его от бумаги, пририсовал к плечу ведьмы Аглаи большую размером с ворону птицу.
***
Увидев внезапно появившегося на плече попугая, женщина в капоте вздрог-нула. Осторожно двумя руками сняла его с себя, поставила на стол и, проглотив комок в горле, спросила:
– Как… – она поперхнулась, – как тебя зовут, птичка?
Попугай отряхнул сначала одну лапку, потом другую. Засунул голову под крыло и принялся с невозмутимым видом чистить перышки.
– Попка? – прислушиваясь к своему голосу, спросила женщина.
Попугай не отвечал.
– Гоша? Кокоша? Татоша? Как? – женщина вопросительно посмотрела на птицу. Не дождавшись ответа, хлопнула ладонью по столу.
Попугай нехотя вынул голову из-под крыла. Внимательно посмотрел куда-то в сторону печи и, зевнув, опять принялся чистить перышки.
– Хорошо, – злорадно произнесла женщина в капоте. – Не хочешь говорить – молчи. Но за это будешь у меня зваться Попка-дурак.
Попугай задумался.
– Кеша меня зовут, – прохрипел он. И чтобы хозяйка окончательно запом-нила это имя, добавил: – Кеша хочет есть.
***
Осмотрев нарисованную ведьму с попугаем на плече, Оля спросила: чем она занимается.
– Колдует, наверное, – зевнул Леха. – Чем еще может заниматься нормаль-ная ведьма?
– А как она это делает? У нее же, посмотри, в доме абсолютно пусто!
– Сейчас всё будет.
Леха взял с парты карандаш и нарисовал маленькое зеркальце на столе.
Оля спросила: что это.
– Волшебное зеркальце, – ответил Леха, – а это… – он пририсовал к стене полку, заставленную старыми книгами и глиняными горшками различного раз-мера, – справочная литература с химической лабораторией.
Подтерев ластиком широкий рукав капота, он аккуратно положил карандаш на место.
– Ну вот, теперь, кажется, всё… Колдуйте на здоровье, ведьма Аглая!
Глядя на то, с каким удовольствием Леха рассматривает свой рисунок, Оля рассмеялась.
– Да-да! Колдуйте!
***
С изумлением посмотрев на появившуюся в избе полку, женщина в капоте провела ладонью по корешкам книг. Осторожно взяла в руки один из горшков, открыла крышку и, понюхав его содержимое, аккуратно поставила на место. Подвинула к себе стоявшее на столе зеркальце и, коснувшись пальцем царапин на носу, внимательно осмотрела себя со всех сторон.
– Что тут происходит? – спросила свое отражение. – Я не понимаю.
В ответ отражение задрожало, затуманилось, после чего в зеркальце появи-лись фигуры мальчика, увлеченно рисующего карандашом, и девочки, внима-тельно наблюдающей за его работой.
– Сразу видно, что это – ведьма, – сказала девочка. – Именно такой, я виде-ла ее, когда она прогоняла тебя.
– Возможно, – пожал плечами мальчик.
– А как ты думаешь, чем она занимается?
– Колдует, наверное. Чем еще может заниматься нормальная ведь… Чем еще может заниматься нормальная ведь… Чем еще может заниматься…
Женщина в капоте осторожно щелкнула длинным кривым ногтем по краю зеркала.
– Ну вот, теперь, кажется, всё, – довольно произнес мальчик. – Колдуйте на здоровье ведьма Аглая!
– Спасибо, – ошеломленно ответила женщина в капоте.
Удивленно покачала головой и, не отрывая от зеркальца напряженного взгляда, принялась наблюдать за детьми дальше.
***
Взяв в руки рисунок, Оля спросила:
– Леша, скажи, а тебе не жалко?
– Чего?
– Кого. Ведьму Аглаю! Посмотри на нее. Сидит одна-одинешенька с попу-гаем на плече в маленькой избушке, словно в пустой темнице, и никого вокруг себя, бедная, не видит.
– Кого она, простите, должна видеть?
– Ну, не знаю. Людей, наверное. Она же хоть и ведьма, но всё-таки человек. Как ты думаешь?
Леха задумался.
– Предлагаешь нарисовать еще кого-нибудь?
– Если не трудно.
Немного поразмыслив, Леха ответил: не трудно. Взял в руки тетрадь, вырвал из середины двойной лист и, посмотрев на Олю, деловито спросил:
– Кого будем рисовать на этот раз?
– Кого хочешь. Хочешь, какой-нибудь сказочный город с людьми, хочешь, папу ведьмы Аглаи – несчастного старца Револена.
– Что у нас со старцем? – делая первые наброски, спросил Леха.
– Бабушка сказала, что ведьма Аглая… то есть, Аглая Револеновна сдала его в дом престарелых.
Леха огорченно покачал головой. Сказал, что называть ведьму по отчеству, в таком случае, излишне.
– Если отец ей не нужен – а он, как я понял из твоих слов, не нужен – то и отчество ей совершенно ни к чему… Готово!
Оля взяла портрет согнувшегося в три погибели благообразного старца Рево-лена, бородатое лицо которого выражало страдание, причиняемое болезнями и предательством любимой дочери, и недовольно поморщилась.
– Опять ты нарисовал человека в воздухе. Опусти его, пожалуйста, на зем-лю.
– Ладно. Будет тебе земля.
Взяв другой карандаш, Леха принялся за изображение города.
Сначала вокруг старца Револена появились люди. Одни из них были одеты в тяжелые овчинные тулупы, другие – в отороченные светлой каймой стеганые куртки, долгополые кафтаны и суконные сермяги. Над их головами возвыша-лись заснеженные крыши домов, золотые маковки церквей, сторожевые башни крепостных стен.
Глядя на рисунок, Оля внезапно вспомнила старинное русское слово, лучше всего, по ее мнению, подходящее для оценки этой картины – лепота.
Услышав его, Леха засмеялся.
– Понравилось?
– Очень! Кстати, что это за город? Что за царство-государство такое?
Леха пожал плечами.
– Не знаю… Пусть это будет царство славного Салтана.
– Да ну! Пушкин своего царя Салтана придумал лет двести назад, а столько даже в сказках не живут.
– Не живут, – согласился Леха. – Поэтому сейчас в царстве Салтана правит его прапрапраправнук.
– Кто именно?
– Кто именно? Ну, скажем, царь Платон.
– Покажи!
Леха вытащил из портфеля новую тетрадку. Вырвал из середины еще один двойной лист и снова взялся за карандаш.
Оле Платон не понравился сразу. Угрюмый, щуплый, невзрачный, что было особенно заметно на фоне окружавших его важных бояр, он показался ей мало-подходящей кандидатурой на престол жизнелюбивого царя Салтана, о чем она не преминула сообщить Лехе, едва тот закончил рисовать.
– А какого царя тебе еще надо? – обиженно спросил тот. – Посмотри на не-го! И умен, и образован…
– Да любого! Лишь бы он не был таким некрасивым. – Презрительно кив-нув на портрет Платона, Оля добавила. – Хочу, чтобы он был крепким, сильным, и чтобы у него было открытое русское лицо… Да, чуть не забыла! Еще он дол-жен быть добрым и храбрым!
– Так это тебе Борька нужен! – засмеялся Леха.
Вспомнив о предстоящей поездке в Григорьевку, он украдкой бросил взгляд на наручные часы.
– Хорошо! Пусть будет по-твоему – переводим Платона из разряда царей, в разряд одного из претендентов на это высокий пост.
– Кто другой претендент?
– Их много. Но главный из них – князь Борис!
Сыграв пальцем на губе торжественный туш, Леха подвинул к себе коробку цветных карандашей.
Думая о Борьке, Леха в своем воображении рисовал его таким, каким боль-ше всего любил – отчаянным в минуты опасности, чуть-чуть наивным во время умных бесед и очень-очень добрым. Он тут же вспомнил своих приятелей-отличников и подумал, что Борька, окажись на их месте, никогда бы не посту-пил так, как они.
– Так это и есть твой Боря? – внимательно разглядывая портрет князя, спросила Оля.
– Да.
– А он ничего… И совсем даже на тебя не похож.
– Неправда! Мы с ним, как братья!
Оля рассмеялась.
– Ну, ты скажешь! Посмотри на себя в зеркало. Ты – высокий, серьезный, я бы даже сказала, интеллигентный. А Боря, сразу видно, простой деревенский парень. Сильный, добрый и очень даже ничего – симпатичный, в отличие от не-которых из седьмого «Б».
Леха обиженно поджал губы.
– Ладно, – спросил он. – Что дальше?
– Не знаю, – пожала плечами Оля. – Рисуй, что хочешь. А я, если ты не против, просто посижу рядом, посмотрю, как ты это делаешь.
Немного подумав, Леха взял простой карандаш и принялся выводить на бу-маге заснеженный хвойный лес, уютную полянку, а посредине – маленькую из-бушку с соломенной крышей, из печной трубы которой, сквозь крупные хлопья падающего с неба снега валил густой серый дым.
– Я бы этот рисунок назвала «Леший лес», – задумчиво сказала Оля.
– Тогда уж лучше: «Ведьмина избушка в лешем лесу». Кстати, почему ле-ший?
– Потому что так в древности называли дикий лес. Ведь тут, посмотри, ни-кого нет, кроме разве что какого-нибудь лесника да случайно забредших вол-ков…
– И разбойников!
Оля согласилась: да, и разбойников.
Леха снова посмотрел на часы, после чего принялся торопливо складывать карандаши в коробку.
– Что-то многовато народа для лешего леса, – усмехнулся он. – Не нахо-дишь?
– Нет, не нахожу. Леснику по должности полагается быть в лесу. Что же касается разбойников, то они, как правило, прячутся там, где их труднее всего поймать. То есть также как и волки – в глухом лесу.
– Логично, – рассмеялся Леха. – Беру свои слова обратно.
Выставляя вперед поочередно то одно, то другое плечо, он тщательно отрях-нул пиджак.
– Уже уходишь? – спросила Оля.
– Уезжаю.
– Куда?
– В деревню. В Григорьевку. К Борьке.
Опустив голову, Оля еле заметно пожала плечами.
– Ну что ж, счастливого пути! Передавай ему от меня привет.
Посмотрев на расстроенное лицо шестиклассницы, Леха, немного смущаясь, поблагодарил ее. Помахал рукой и, пообещав позвонить, как только вернется в город, первым вышел из класса.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сказка
Глава первая
Царство Салтана
Подождав, когда за Лехой закроется дверь, ведьма Аглая медленно провела ладонью по стеклу волшебного зеркальца. Изображение исчезло.
– Ненавижу мальчишек! – трогая пальцем царапины на носу, процедила она сквозь зубы. – И девчонок тоже. А паче всех – художников! Нет, это ж надо было додуматься – рисовать меня без мово на то ведома! Ну, ладно бы такую, какая есть, не жалко. Так нет же, намалевал черт знает что с двумя царапины на носу. Не прощу! – Заключила ведьма Аглая и решительно подвинула к себе волшебное зеркальце.
Щелкнув по нему длинным кривым ногтем, приказала:
– А ну, покажи-ка мне, чего тут у нас творится!
В ответ отражение в зеркальце задрожало, зарябило. Потом сквозь дрожь и рябь проявилась площадь, запруженная людьми, одетыми, кто в тяжелые овчин-ные тулупы, кто в отороченные светлой каймой стеганые куртки, долгополые кафтаны и суконные сермяги…
– Видала уже, – сказала ведьма Аглая. – Дальше давай!
В ту же секунду изображение площади исчезло – появилась фигура князя Платона. Молодой князь в окружении важных бояр сидел рядом с пустым цар-ским престолом и слушал выступление невысокого сутулого человека.
– … стало быть, – заканчивал свою речь сутулый человек с тяжелой книгой в руке, – огласить имя нового царя можно токмо апосля изучения всей Степен-ной книги, дабы ненароком ошибки какой не учинить.
– Ты, дьяк , не юли, аки змея! – стукнул об пол посохом один из бояр. – Чем тебе не люб князь Платон? Отвечай прямо!
Дьяк согнулся в низком поклоне.
– Не серчай, Илья Васильич, – сказал он. – Токмо ведь, прежде чем принять решение, разобраться сперва надобно… Старый-то царь-батюшка, царство ему небесное, наследника нам, сиротам, не оставил, вот и выходит, что право на престол имеют все его потомки. А их у нас, благодетель, почитай, не меньше дюжины наберется.
– Князя Бориса на царский венец! – встав во весь рост, гаркнул высокий молодой боярин. – Его род самый что ни на есть знатный!
– Брешешь, Митяйка! Как лисица, брешешь! – закричал на него боярин Илья Васильевич. – Самый знатный род, ведомо всем, князя Платона. Мы с им, – добавил он, ударив себя в грудь, – прямые потомки князя Гвидона, а князь Гви-дон, всем ведомо, законный сын царя Салтана и одной из трех сестриц, первая из которых была повариха, вторая – ткачиха…
– А третья? – не надеясь услышать ответ, спросила ведьма Аглая.
– А третья… – засмущался боярин. – Ну, она это… была мастерицей по дру-гой, по женской части.
Воспользовавшись заминкой, боярин Митяй Романович – тот, который предлагал отдать царский венец князю Борису – вскочил с лавки. Взмахнул по-сохом и принялся во весь голос орать о том, что бедное царство Салтана за свою многолетнюю историю столько натерпелось от всякого рода самозванцев, что еще одного – князя Платона, оно не выдержит.
Это речь вызвала настоящий взрыв возмущения боярина Ильи Васильевича.
Никого не слушая, он закричал о том, что Платон никакой не самозванец, а природный князь, в отличие, кстати, от того же Бориски, чья бабка, как извест-но, еще каких-то полвека назад самолично пасла свиней и ни о каком другом венце, окромя брачного, страхолюдина, мечтать не смела.
– Потому как, хоть и была она знатного роду, но, в отличие от своего непу-тевого внука, шесток свой знала!
Боярин Митяй Романович в ответ на это нарочито громко расхохотался, как бы давая понять, что не верит ни единому сказанному слову. Ткнул пальцем в князя Платона и обозвал его малахольным.
Все ахнули, а боярин Илья Васильевич, тихо вскрикнув, схватился за сердце.
– Зато князь Бориска, – жалобно сказал он, отстраняя от себя доброхотов, – сказывают, вовсе скудоумный! И что место ему не на троне Салтана, а на па-перти, рядом с такими же, как он, юродивыми.
– Он не скудоумный, – миролюбиво возразил Митяй Романович, – и не юродивый, а горячешный. Бог даст, поправится.
– А коли не даст?
– А коли не поправится, так и не беда, – безмятежно ответил боярин. – Пу-щай себе хворает на здоровье. Покуда я жив, будет кому страх на вас наводить.
При этих словах боярин Митяй Романович, выпятив грудь, важно осмотрел присутствующих.
Поняв, еще немного и сторонники Ильи Васильевича вцепятся Митяю Рома-новичу в бороду, думный дьяк, до того скромно стоявший в сторонке, сперва деликатно кашлянул, потом тихо воззвал:
– Бояре! Будет-то вам собачиться! Дозвольте слово молвить.
Бояре переглянулись. Покряхтели, попеняли дьяку на его неслыханную дер-зость, и потихоньку расселись по местам.
Милостиво разрешили:
– Сказывай, что хотел.
Дьяк раскрыл толстую книгу, которую всё это время держал в руках. Поли-стал, затем решительно захлопнул.
– Разобраться сперва надобно. Проследить по Степенной книге, кто какого роду есть. И тот, кто окажется самым близким царю-основателю Салтану, будет достоин к миропомазанию на царство его. А иному, бояре, не бывать.
– Так открывай скорей свою книгу да говори: кто там самый близкий, – вы-крикнули из дальнего угла. – Не томи!
– Правильно, – согласился боярин Митяй Романович. – Князя Бориса на ве-нец!
– Не могу я сказать, – опередив возмущенный ропот бояр, ответил дьяк. – Потому как потомками царя Салтана мнят себя почти что дюжина князей. А стало быть, надобно проверить родословную каждого из них, дабы ошибки ка-кой ненароком не учинить.
– Ты хочешь сказать, – возмущенно произнес боярин Илья Васильевич, – что новым царем может стать не князь Платон?
Дьяк виновато развел руками.
– И не князь Борис? – не менее возмущенно спросил боярин Митяй Рома-нович.
– Интересно, интересно, – прошептала ведьма Аглая.
Протерев зеркальце рукавом капота, она с неподдельным интересом приня-лась наблюдать за событиями, происходящими в покоях царского дворца даль-ше.
Однако на этом все закончилось. Задав думному дьяку несколько ничего не значащих вопросов, бояре, посовещавшись, решили дать ему два дня на то, что-бы проследить родословную каждого, считающего себя потомком царя Салтана, и в назначенный срок поведать Думе о полученных результатах.
– Очень интересно, – еще раз задумчиво прошептала ведьма Аглая.
С досады хлопнув ладонью по столу, громко воскликнула:
– Ах, если б я только могла заполучить эту Степенную книгу хотя бы на мгновение!
– Не сможешь, – уверенно произнес Кеша.
– Это почему?
Широко зевнув, попугай сказал, что Степенную книгу она никогда не полу-чит, потому что троечница – соображалки не хватит.
– А ты кто? – обиделась ведьма Аглая. – Отличник, чтобы такое мне гово-рить?
– Я, может, и нет, а вот он – да. – Кеша кивнул на волшебное зеркальце, по-казывающее спешащего на вокзал Леху. – С Борькой они всё что угодно тебе сделают.
Ведьма Аглая задумчиво посмотрела на мальчика. И в тот момент, когда тот, перейдя улицу на зеленый сигнал светофора, направлялся к зданию автовокзала, она вскочила на ноги, подбежала к полке, свалила книги на стол, схватила первую попавшуюся под руку, быстро пролистала и, с ходу наткнувшись на нужное место, прочитала вслух:
«Вьюга, ведьмина подруга!
Ты взлети под небо, вьюга.
Закружи над чистым полем,
Разнеси беду, напасти.
Будь моей послушна воле!
Будь моей покорна власти!»
В ту же секунду за окном поднялась метель. В горнице стало темно, неуют-но, а где-то в сенях, за дверью, тоскливо завыл ветер.
Вжавшись в табуретку, ведьма Аглая испуганно прислушалась к доносящим-ся снаружи звукам непогоды. Еще раз заглянув в книгу, закрыла ладонями уши и громко выкрикнула:
– Вьюга, доставь мне мальчика-отличника Лешу и его друга Борьку из Гри-горьевки!
В оконную раму ударил порыв ветра, отчего та чуть не треснула, в сенях кто-то жалобно ахнул, ухнул, потом с громким стуком что-то опрокинулось на пол, а потом… все стихло.
Ведьма Аглая, не шевелясь, сидела на табуретке с закрытыми ладонями ушами и с ужасом ждала, что будет дальше. Через минуту, поняв, что опасаться нечего, опустила руки и вытерла пот со лба.
И тут раздался стук в дверь.
Глава вторая
В лешем лесу
Каждый раз, отправляясь на каникулы в Григорьевку сначала к бабушке, по-том и к Борьке, Леха испытывал ни с чем ни сравнимую радость. Горы, река, луга, которые деревенские жители называли выпасами, отсюда, из города, каза-лись роскошными декорациями, построенными исключительно ради того, что-бы он, Леха, два раза в год мог позволить себе отдохнуть от тягот и забот город-ской жизни. Часами просиживая за учебниками, ссорясь с забияками или ловя на себе презрительные взгляды хорошо одетых одноклассников, он утешал себе тем, что однажды уедет на каникулы в деревню, туда, где не придется корпеть над решением нескончаемых задачек, драться, в очередной раз доказывая, что ты не трус, и стыдливо отводить глаза, встречая взгляды одетых еще хуже, чем он сам, деревенских мальчишек.
«Скорее бы в Григорьевку!» – торопил он время, поглядывая на часы.
Перейдя улицу на зеленый сигнал светофора, Леха обогнал медленно двига-ющуюся по узкому тротуару вереницу людей с дорожными сумками в руках и вышел на широкую расчищенную от снега площадку, где в ожидании пассажи-ров стояли междугородные автобусы.
«Можно было не спешить, – в очередной бросив взгляд на часы, подумал Леха. – Зря бежал».
Он поднял воротник пальто. Засунул руки в карманы и, с удовольствием от-метив про себя то, что до встречи с Борькой осталось совсем немного времени, направился к зданию вокзала.
Погода тем временем быстро портилась. Поземка, едва различимая в тесноте городских кварталов, незаметно перешла в легкую вьюгу, вьюга – в сильный бу-ран, буран – в снежную бурю.
Подняв в небо тучу снега, ветер обрушил его на плечи прохожих. Всё вокруг закружилось, закрутилось, завертелось. Запорошенный с головы до ног Леха по-чти сразу ослеп и оглох. Из последних сил, удерживая на голове шапку, он то стоял на полусогнутых ногах, то, как ему казалось, летел, подхваченный поры-вом ветра куда-то ввысь, вслед за выроненным портфелем, то по чьей-то недоб-рой воле падал на мягкую землю.
Буря продолжалась недолго. Через минуту также внезапно, как началась, она улеглась, утихла и перешла в легкую поземку, устало перекатывающую из сто-роны в сторону клубы снега, подобно тому, как шаловливый котенок перекаты-вал из последних сил клубок шерстяных ниток.
Осторожно, не делая резких движений, Леха выпрямился. Поправил сбив-шуюся набекрень шапку, протер запорошенные снегом глаза и ахнул – перед ним точь-в-точь как на его рисунке стояла маленькая избушка с соломенной крышей, а за ней насколько хватало взгляда, простирался заснеженный лес.
– Не может быть, – прошептал он, уже смутно догадываясь о том, кому принадлежит это затерянное в глухом лесу жилище.
Не зная, что делать дальше, он растерянно осмотрелся по сторонам. Развел руками и с обреченным видом направился в сторону избушки. Поднялся на крыльцо, отряхнул ботинки от налипшего снега и громко постучал в дверь.
Глава третья
Три условия ведьмы Аглаи
Ведьма Аглая осторожно, на цыпочках, подошла к окну. Увидев на крыльце запорошенного с ног до головы мальчика, радостно, оттого, что всё вышло так, как она задумала, захлопала в ладоши. Покрыла голову платком и, придав лицу недовольный вид, отодвинула засов.
– Тебе кого? – строго спросила стоявшего на пороге Леху.
Не зная, что ответить, Леха пожал плечами.
– Да вот, шел мимо, дай, думаю, зайду, посмотрю, кто тут в теремочке жи-вет, кто тут в невысоком живет…
– Посмотрел?
– Посмотрел.
– Ну и проходи дальше, – бросила ведьма, захлопнув дверь перед самым Лехиным носом.
Леха удивленно пожал плечами: как, мол, так. Нерешительно потоптался на крыльце и, поежившись от холода, постучал снова.
«Н-да… – подумал он, поглядывая на обступивший со всех сторон избушку лес, – это я, конечно, загнул, сказав, что шел мимо… Глупо получилось».
– Откройте, Аглая Револеновна! Это я – Леша из седьмого «Б». Мы с вами утром встречались. Помните?
Дверь тут же отворилась.
– Когда это мы с тобой встречались? Ты, как я погляжу, доселе еще не по-нял, кто я?
Не дожидаясь ответа, она недовольно махнула на мальчика рукой, и велела перед тем, как войти в избу, отряхнуть с обувки снег.
– Ну, так как? – войдя в горницу, еще раз спросила ведьма. – Догадался, где ты?
Леха бросил растерянный взгляд на затопленную печь, как две капли воды похожую на ту, что нарисовал для Оли, и удрученно выдохнул:
– Ну и дела! Кажется, я в царстве Салтана.
Ведьма захихикала.
– Молодец! Правильно.
– А вы, я так понимаю, ведьма Аглая?
– Самая что ни есть настоящая, можно даже сказать, потомственная.
Леха понимающе кивнул.
– Ясно. А я как здесь оказался, можете сказать?
Услышав этот вопрос, ведьма Аглая с довольным видом потерла руки.
– Так это я тебя, милок, заманила! Заклинанием, так сказать, и ворожбой.
– Зачем?
– Затем, чтобы ты послужил мне.
– Что значит, послужил? Я вам что, собачка? – обиделся Леха. – Впрочем, кажется, догадываюсь… Вы заманили меня за тем, чтобы я исполнил три ваших желания. Так? И отпустите, разумеется, только после того, как я их выполню?
– Вообще-то, я думала только об одном…
– Ну да. Пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что. Но чтобы это-го ни у кого, кроме вас не было.
– Послушай…
– А спеть и сплясать не надо? Я могу! – Леха присел на корточки и выки-нул коленце. – Калинка, калинка, калинка моя! – заорал он, размахивая руками-ногами. – В саду ягода малинка, малинка моя!
А потом, резко бросив петь, топнул ногой.
– Немедленно отправьте меня туда, откуда взяли! А лучше – сразу в Григо-рьевку. Слышите? Немедленно!
Огорченно покачав головой, ведьма Аглая села на лавку.
– Вообще-то, я хотела попросить выполнить одно желание, – нервно заба-рабанила она пальцами по столу. – Но коли настаиваешь, я согласная. Пусть бу-дет три.
И так расстроившись из-за своей выходки, грубой, к тому же, как оказалось, бесполезной, Леха чуть не расплакался.
– Какие еще три желания! Мне в Григорьевку надо!
Словно не слыша обращенных к ней слов, ведьма Аглая потрогала пальцем царапины на носу.
– Значит, так, слушай меня внимательно. Для того чтоб воротиться домой, тебе надобно… Первое: достать мне Степенную книгу. Второе: пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что…
– Но чтобы этого ни у кого не было, – голосом Лехи, ехидно добавил Кеша.
– Да. И третье… – задумалась ведьма.
– Спеть и сплясать!
С этими словами попугай поджал лапку и, раскачиваясь из стороны в сторо-ну, принялся фальшиво насвистывать торжественный туш, который Леха играл пальцем на губе, перед тем, как начать рисовать портрет Борьки.
– Пожалуй, – согласилась с попугаем ведьма. – Спеть и сплясать.
Услышав последнее требование, Леха гордо выпрямил спину.
– Никогда! – сказал он с дрожью в голосе. – Вы слышите: никогда никто не заставит меня петь и плясать против воли. Я вам не собачка! Запомните это, Аг-лая Револеновна. Или как вас там… Ведьма Аглая!
С этими словами Леха надел шапку. Повернулся к хозяйке спиной и, громко хлопнув дверью, вышел из избы.
С негодованием вспоминая унизительные условия, поставленные ведьмой Аглаей, Леха лез через сугробы туда, где лес был реже и светлее и мечтал о том времени, когда он, преисполненный справедливого гнева, напомнит ей о ее не-благовидном поступке.
– Напоминаю! – донесся до него голос вышедшей на крыльцо ведьмы Аглаи. – Степенная книга мне надобна самое позднее послезавтра… На один миг… Принесешь на поварню царского дворца… Не забудь… Послезавтра…
Она прокричала еще что-то, но разгулявшийся к вечеру ветер унес слова в сторону, туда, где, как подумалось Лехе, находилась дорогая его сердцу Григо-рьевка.
Пройдя еще несколько шагов, Леха выбился из сил. Остановился, уткнулся лицом в снег и закрыл глаза.
До нового года осталось пять дней.
Глава четвертая
Козьма и Миколка
– Смотри-ка, тятя, живой! – раздался похожий на звон колокольчика дет-ский голосок.
– Я же говорил: почивает он. Не мешай, – отозвался хриплый мужской го-лос.
И снова колокольчик:
– А как же, тятя, он почивает, коли у него глаза открытые?
– Видать, проснулся.
До Лехиный ушей донесся звук приближающихся шагов. Прошла секунда, другая и над ним нависла фигура бородатого мужика.
– Ну, ты и горазд дрыхнуть! – добродушно рассмеялся он. – Бока-то еще не отлежал?
Приподнявшись на локтях, Леха обвел мутным взглядом комнату, обстав-ленную примерно так же, как и горница ведьмы Аглаи.
– Где я?
– Известно где, – ответил бородач, – в лешем лесу.
Облизав языком высохшие губы, Леха перевел взгляд на сидящего у ног ма-ленького белобрысого мальчика.
– Как я попал сюда?
– Тебя тятенька подобрал, – зазвенел колокольчик. – Кабы не он, ты б всю ночь провалялся в снегу… Тебя как величать-то?
– Леша. А вас?
– Меня Козьма, – ответил мужик. – Чадо – Миколкой.
– Очень приятно.
Не зная, принято ли здесь пожимать руки, Леха посмотрел на свою ладонь. Немного подумал и убрал под одеяло.
– Спасибо вам, – как можно искреннее сказал он Козьме.
– Дык! – ответил тот, – завсегда рады помочь хорошему человеку.
Он нагнулся и, внимательно посмотрев на Леху, спросил:
– Чего с лицом? Не обморозил?
Потрогав щеки, Леха сказал: нет.
– Не успел.
– Ну и хорошо! – произнес Козьма. После чего бросил озабоченный взгляд в сторону окна.
– Вы тута, ребятки, посидите пока, дров нарубите, а мне за сеном съездить надобно.
– Далече? – спросил Миколка.
– Дык… версты три в один конец, думаю, будет.
Миколка сощурил один глаз, мысленно прикидывая, сколько времени зай-мет дорога, и вздохнул-выдохнул:
– Тятенька! Возвращайся скорее.
Козьма подхватил сына на руки. Подбросил под потолок и, смачно чмокнув в лоб, опустил на пол.
– Ну, бывайте!
С этими словами он обул валенки, накинул на плечи овчинный полушубок, нахлобучил на голову шапку и, помахав на прощанье, вышел из избы.
***
Леха любил рубить дрова. Наблюдая за тем, как чурбан становится тоньше, а поленница выше, он чувствовал себя человеком, выполняющим хоть и не боль-шую, но крайне важную для общества работу.
Вытерев пот со лба, он с улыбкой посмотрел на балующегося с рыжим щен-ком Миколку.
– Это что за порода? – спросил его.
– Это не порода, – ответил Миколка. – Это волчок.
– Да ты что?
– Он потерялся. Его тятенька нашел, а я покормил… Подь сюда!
Щенок, виляя хвостом, послушно подбежал к мальчику.
– Надо же! – наблюдая за удивительной парой, покачал головой Леха. – Волчок.
Закончив рубить дрова, Леха присел на ступеньки крыльца рядом с заску-чавшим Миколкой.
Спросил:
– Где твой волчонок? Убежал?
Миколка обиженно махнул рукой куда-то в сторону избы.
– Должно быть, умаялся. Не желает больше баловаться.
– Понятно.
Леха закинул голову к небу. Сощурился, глядя на внезапно разволновавшую-ся сороку, и спросил: чем они тут в лесу занимаются.
– Живем, – ответил Миколка.
– Это я понимаю. Что делаете?
– Тятенька лес сторожит, я его жду.
– Он лесник?
– Да. А ты кто?
– Я? Я художник.
– Это кто?
Леха задумался.
– У вас дома бумага с карандашами найдутся?
– Нет.
– Ну, ничего, – хлопнув ладонями по коленям, Леха встал. – Ты пока поси-ди здесь, а я пойду в избу, возьму в печи уголек, потом приду и покажу тебе, кто такой художник… Договорились?
Леха вбежал в дом. Вынул из печи остывший уголек и вышел на крыльцо.
Мальчика на дворе не было.
Леха спустился вниз. Посмотрел в огород и к своему неописуемому ужасу увидел волка, волочившего Миколку за воротник шубы. Вытянув руки вдоль те-ла, Миколка скользил по снегу на спине и, как показалось Лехе, весело смеялся, думая, что с ним играют.
– Не уберег! – взвыл Леха.
Заметив прислоненные к завалинке широкие лыжи, схватил их. Нацепил на ботинки и побежал вслед за волком.
Глава пятая
Волки
Несмотря на то, что волк, проваливаясь в глубоком снегу, бежал не быстро, Лехе никак не удавалось догнать его.
Они пересекли полянку, углубились в лес, пробежали заросший редким ку-старником пологий длинный овраг, поднялись на пригорок и спустились к кру-тому берегу замерзшей реки.
На берегу, волк остановился. Выпустив воротник Миколкиной шубы, поло-жил лапу ему на плечо и с вызовом посмотрел на приближающегося Леху.
Не успел Леха решить, что делать дальше, как из-за поваленных деревьев вышло еще шесть волков. Неторопливо двигаясь, они окружили его и угрожаю-ще зарычали.
– Вы это чего? – испуганно прошептал Леха.
Обнажив зубы, волки зарычали еще громче.
– Вы… вы не подумайте, я вам не враг. Я… я тут случайно… За мальчиком…
Старая волчица, находившаяся ближе всех к Лехе, выдвинулась чуть вперед. Присела на задние лапы и, сжавшись в тугой комок, приготовилась к прыжку.
Леха понял, что пропал. Он сорвал с головы шапку и в сердцах бросил себе под ноги.
– Ладно! – закричал. – Ели уж вам очень хочется, давайте, нападайте на меня! Только Миколку не трогайте! Без него ваш волчонок пропадет!
Обескуражено посмотрев на Леху, волчица замерла.
– А ведь он такой маленький, такой рыженький! – продолжал вопить Леха. – И он так любит Миколку!
Услышав свое имя, мальчик заерзал на снегу.
– Волчок, должно быть, умаялся, – сказал он. – И баловаться со мной боль-ше не желает.
Услышав слова ребенка, старая волчица заволновалась. С тоской посмотрела на Леху и жалобно заскулила.
– Хочешь, чтобы я показал, где твой щенок? – догадался Леха. – Нет ничего проще, пошли! – Подняв шапку, он развернулся и решительно направился в сто-рону леса.
Волки подняли головы и вслед за волчицей, схватившей за ворот Миколку, не спеша, потрусили к избушке лесника.
Во главе волчьей стаи Леха поднялся на пригорок. Пересек поросший мо-лодняком пологий длинный овраг, вышел из леса и направился к избушке лес-ника.
Запах человеческого жилья испугал волков. Достигнув опушки, они в нере-шительности остановились, и только старая волчица, волочившая Миколку за воротник шубы, по-прежнему не отставала от Лехи ни на шаг.
Леха подошел к избе, снял лыжи, прислонил к завалинке, как вдруг… Дверь из сеней настежь распахнулась, и на пороге появился Козьма с ружьем.
Вскинув его, Козьма прицелился в волчицу.
Крикнув: «Не надо!», Леха бросился к нему.
– Уйди, Лешка!
Сделав шаг в сторону, лесник снова прицелился. Леха, раскинув руки, снова встал между ним и волчицей.
– Она же утащит его! – опустив ружье, в отчаянье закричал Козьма.
– Наоборот! Она принесла его!
– Дык… – Козьма удивленно посмотрел на Леху.
Пока он соображал над тем, что означают эти слова, из открытых дверей до-ма выбежал проснувшийся волчонок. Увидев мать, радостно тявкнул и, разма-хивая хвостом, помчался к ней через двор.
Отпустив воротник шубы Миколки, волчица неподвижно застыла.
Решив, что игра закончилась, мальчик встал на ноги. Снял рукавички и, при-сев на корточки, протянул волчонку ладонь.
– Подь сюды!
Однако волчонку было не до Миколки. Он с упоением прыгал вокруг матери и радостно повизгивал, всем своим видом выказывая радость от встречи.
– Ишь ты! – хмыкнул Козьма.
Волчица внимательно обнюхала волчонка. Схватила его за загривок и осто-рожно понесла в сторону леса. Пробежав несколько метров, остановилась, по-вернулась всем телом и внимательно посмотрела на людей.
– Смотрит, будто сказать чего хочет, – покачивая головой, удивленно про-изнес Козьма.
– Она, тятенька, хочет сказать Леше, что когда-нибудь обязательно отбла-годарит его.
Козьма засмеялся. Потрепал сына по плечу и повел греться в избу.
Глава шестая
В избушке лесника
Подождав, когда Козьма зажжет новую лучину, Леха продолжил рассказ о встрече с ведьмой Аглаей.
– Ну вот… После того, как ваша соседка ведьма Аглая потребовала у меня за возращение домой выполнить три ее желания, я, естественно, в ответ хлопнул дверью.
– Что за желания? – высунув голову с печи, спросил Миколка.
– Достать Степенную книгу – раз. Пойти туда не знаю куда, принести то не знаю что, но чтобы этого, как вы сами понимаете, ни у кого больше не было – два. И, наконец, самое противное, третье, спеть и сплясать… Нет, вы представ-ляете! – обращаясь к Козьме, возмущенно воскликнул Леха. – Она захотела, чтобы я ей спел и сплясал! Каково, а!
– Что такое Степенная книга, врать не буду, не скажу, – после небольшого раздумья, ответил Козьма. – А вот что касаемо всего остального… Дык, мог бы и сплясать, чать, не переломился бы.
– Ну, знаете ли!
– Ты, тятенька, не понимаешь! – зазвенел колокольчик. – Спеть и плясать не долго. Но надо ж и другие желания исполнить.
– Вот именно! – обрадовался нежданной поддержке Леха. – А как?
Козьма еще раз задумался.
– Как-как? Не знаю. Надо людей поспрошать.
– Каких людей?
– Умных.
– Да где же в лешем лесу найдешь их, умных-то?
Козьма обиделся. Не поднимая глаз, встал с лавки, поправил лучину и сел обратно.
– Я завтра в город поеду, сено на торжище повезу. Ежели хочешь, айда со мной.
– А что, поехали! – обрадовался Леха предложению хозяина. – Ведьма Аг-лая говорила, что будет ждать меня завтра на поварне царского дворца. А дво-рец, насколько я понимаю, находится в городе. Так?
– Где ж ему еще-то бывать?
– Ну вот. Значит, и Степенная книга должна быть там же.
– Может быть.
Козьма с сожалением посмотрел на догорающую лучину. Протяжно зевнул и, перекрестив открытый рот, предложил укладываться спать.
До Нового года осталось четыре дня.
Глава седьмая
Дорога
Удобно устроившись в санях рядом с Козьмой, лениво подергивающим вожжи, Леха всю дорогу до города дремал, мечтая о том, что когда-нибудь обя-зательно нарисует картину, где будет изображена вьющаяся среди бескрайнего леса дорога, подернутые хрустальным инеем деревья и неказистая крестьянская лошадка, из века в век тянущая наполненные сеном воз.
– Эй, проснись! Глянь-ка! – Козьма кивнул в сторону не до конца замерз-шего болотца на краю дороги.
– Чего там? – сонно пробормотал Леха.
– Утка.
– И что?
– Как что? Время-то нынче какое? Студень!
– Какой еще студень? – открыл глаза Леха. – Ах, да, студень! Декабрь, зна-чит.
Приподнявшись на локтях, он посмотрел в указанную Козьмой сторону.
– И вправду! Чего ж это она, глупенькая, осенью вместе со всеми не улете-ла?
– Видать, не смогла.
Сани медленно прокатили мимо болотца.
– И что теперь с ней будет? – обеспокоено спросил Леха.
– Покуда вода не замерзла, думаю, поживет еще.
– А потом?
– А потом, – Козьма равнодушно пожал плечами, – пропадёт, поди.
Леха угрюмо насупился. Несколько секунд молча смотрел себе под ноги, за-тем спрыгнул на дорогу.
Козьма натянул вожжи.
– Куда ты?
Леха молча подошел к краю полыньи. Стараясь не делать резких движений, опустился на колени, протянул руки к утке и аккуратно, чтобы не повредить крылья, схватил ее.
– На кой она тебе? – спросил Козьма.
Леха отряхнул еле живую утку от воды. Сказал, что негоже оставлять пропа-дать на морозе живое существо. Вытер мокрые руки о рукава пальто и напра-вился к саням.
Они въехали в город через ворота высокой крепостной стены, по краям ко-торой стояли две огромные сторожевые башни.
– Просто чудо света какое-то! – потрясенный размерами строений, про-шептал Леха.
Козьма довольно хмыкнул.
– Разве это чудо! – сказал он. – Вот, сказывают, есть на свете чудо, так чу-до!
– Да ну?
– А ты послушай-ка! – Понизив голос, Козьма громко зашептал: – В море остров был крутой, не привальный, не жилой; он лежал пустой равниной; рос на нем дубок единый; а теперь стоит на нем новый город со дворцом…
– Знаю, знаю! – перебил Леха. – Стены с частыми зубцами, и за белыми стенами блещут маковки церквей и святых монастырей… В пятом классе прохо-дили.
– Да, с зубцами, – согласился Козьма. – А ты вот еще послушай… Ель рас-тет перед дворцом, а под ней хрустальный дом; белка там живет ручная, да за-тейница какая! Белка песенки поет да орешки всё грызет, а орешки не простые, всё скорлупки золотые, ядра – чистый изумруд!
– Но, быть может, люди врут? – ехидно поинтересовался Леха. И тут же, не давая Козьме возразить, добавил: – Всё знаю! И про белку, и про тридцать три богатыря, и про их сестрицу – царевну-лебедь. Всё! Но дело в том, что это, – он обвел рукой крепостные стены, – совсем другое. Это настоящее, материальное!
– Что, значит, «материяльное»?
– Это можно потрогать!
Леха соскочил с саней. Удерживая полусогнутой рукой утку под пальто, подбежал к стене.
– Вот смотрите! Сейчас я протяну ладонь и… дотронусь до нее.
Он вытянул руку и, закрыв глаза, медленно коснулся стены.
– Я же говорил! – разочарованно, оттого что стена, город, а значит, и ведь-ма оказались настоящими, Леха тяжело вздохнул. Опустил руку и понуро по-плелся к саням.
Козьма тронул вожжи.
– А может, и не врут, – задумчиво посмотрев куда-то поверх дороги, возра-зил он. – Может, та стена с частыми зубцами, тоже, как ты говоришь, матери-яльная… Кто знает.
Козьма замолчал и больше до конца пути не проронил ни звука.
Лошадка побежала веселее. Ее уже не надо было подгонять – казалось, она сама знала, в каком месте следует повернуть, чтобы добраться до трактира, где, как полагал Леха, Козьма останавливался всякий раз, когда приезжал в город.
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63637377) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения